Литература. 8 класс. Учебник-хрестоматия. В двух частях. Часть I
(Под редакцией Т. Ф. Курдюмовой)
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот вряд ли с будущим в ладу…
А. Твардовский
Классическая, русская литература вплоть до середины XVIII века жила сюжетами истории. «Преданья древности исполнены красот. Сама поэзия там в именах живёт Энея, Гектора, Елены и Париса…» – писал известный теоретик искусства Н. Буало в своей книге «Поэтическое искусство». Современные темы допускались только в «низкой» литературе, к которой относились различные виды сатирических произведений, комедии. Однако это вовсе не означало, что писатели точно воспроизводили то, что происходило в прошлом. Шекспир не воссоздавал в своих трагедиях подлинно исторические ситуации, он выводил героев на широкий простор истории и связывал настоящее с прошлым.
Подлинно историческое мышление пришло к человечеству в новое время. Примерно в середине XVIII века в русской литературе выделяется собственно исторический жанр и появляются произведения как о современности, так и о прошлом. Н. М. Карамзин создаёт «Письма русского путешественника», в которых он рисует современную ему «жизнь наций Европы», их нравы, обычаи, особенности характера, и «Историю государства Российского», где излагает историю отечества с древнейших времён до XVII века.
В каждом художественном произведении, которое мы читаем, присутствует время. Это время, которое изобразил писатель, время, когда он создавал своё произведение, и время, когда мы прочитали его произведение. Эти три времени могут быть отделены друг от друга веками. Так «Илиада» и «Одиссея» были созданы много позже описанных в них событий, а мы прочитали о них столетия спустя.
Произведение на историческую тему не только знакомит нас с тем, что было, но и вводит былое в наш сегодняшний день, помогает осознать непрерывность хода событий и их неразрывную связь.
Стрела времени пронзает и время и пространство, она организует наше представление о том, что и как нас окружает. Так все жанры, которые использует искусство слова для воспроизведения истории, помогают увидеть как богатство литературы, так и многообразие форм реализации самого времени.
В 8 классе вы как читатели будете следить за тем, как связаны литература и время, сумеете оценить, как автор помогает увидеть давно прошедший день, насколько точен он в своих рассказах о событиях истории. В нашем учебнике представлены важнейшие жанры искусства слова, связанные с историческими событиями.
Размышляя о конкретных произведениях, вы постоянно оцениваете автора как человека, который вторгается в историю.
История обращена к прошлому, но не случайно говорят о непредсказуемом прошлом. Оно неразрывно связано с настоящим, с постановкой и решением сегодняшних проблем. Ведь вам суждено жить именно в этом времени.
В начале учебника литературы, посвящённого историческим темам в художественных произведениях, мы предлагаем вам прочитать (или перечитать) всего два произведения – сказку Х. К. Андерсена «Калоши счастья» и стихотворение Ф. И. Тютчева «Цицерон».
При чтении сказки Х. К. Андерсена обратите внимание, как писатель связывает время, когда живёт человек, и возможность его счастья. Читая стихотворение Ф. И. Тютчева «Цицерон», попробуйте сравнить подход к своей эпохе двух авторов. Насколько отличны, как вам кажется, позиции Х. К. Андерсена и Ф. И. Тютчева?
Калоши счастья. В сокращении
(Ханс Кристиан Андерсен)
I. Начало
Дело было в Копенгагене, на Восточной улице, недалеко от Новой Королевской площади. В одном доме собралось большое общество – иногда ведь приходится всё-таки принимать гостей; зато, глядишь, и сам дождёшься когда-нибудь приглашения. Гости разбились на две большие группы: одна немедленно засела за ломберные столы[1], другая же образовала кружок вокруг хозяйки, которая предложила «придумать что-нибудь поинтереснее», и беседа потекла сама собой. Между прочим, речь зашла про Средние века, и многие находили, что в те времена жилось гораздо лучше, чем теперь. Да, да! Советник юстиции Кнап отстаивал это мнение так рьяно, что хозяйка тут же с ним согласилась, и они вдвоём накинулись на бедного Эрстеда, который доказывал в своей статье в «Альманахе», что наша эпоха кое в чём всё-таки выше Средневековья. Советник утверждал, что времена короля Ганса были лучшей и счастливейшей порой в истории человечества.
Пока ведётся этот жаркий спор, который прервался лишь на мгновенье, когда принесли вечернюю газету (впрочем, читать в ней было решительно нечего), пройдём в переднюю, где гости оставили свои пальто, палки, зонтики и калоши. Сюда только что вошли две женщины: молодая и старая. На первый взгляд их можно было принять за горничных, сопровождающих каких-нибудь старых барынь, которые пришли сюда в гости, но, приглядевшись повнимательнее, вы бы заметили, что эти женщины ничуть не похожи на служанок: слишком уж мягки и нежны были у них руки, слишком величавы осанка и все движения, а платье отличалось каким-то особо смелым покроем. Вы, конечно, уже догадались, что это были феи. Младшая была если и не самой феей Счастья, то уж, наверно, камеристкой одной из её многочисленных камер-фрейлин и занималась тем, что приносила людям разные мелкие дары Счастья. Старшая казалась гораздо более серьёзной – она была феей Печали и всегда управлялась со своими делами сама, не перепоручая их никому: так по крайней мере она знала, что всё наверняка будет сделано как следует.
Стоя в передней, они рассказывали друг другу о том, где побывали за день. Камеристка камер-фрейлины Счастья сегодня выполнила всего лишь несколько маловажных поручений: спасла от ливня чью-то новую шляпу, передала одному почтенному человеку поклон от высокопоставленного ничтожества и всё в том же духе. Но зато в запасе у неё осталось нечто совершенно необыкновенное.
– Нужно тебе сказать, – закончила она, – что у меня сегодня день рождения, и в честь этого события мне дали пару калош, с тем чтобы я отнесла их людям. Эти калоши обладают одним замечательным свойством: того, кто их наденет, они могут мгновенно перенести в любое место или в обстановку любой эпохи – куда он только пожелает, – и он, таким образом, сразу обретёт счастье.
– Ты так думаешь? – отозвалась фея Печали. – Знай же: он будет самым несчастным человеком на земле и благословит ту минуту, когда наконец избавится от твоих калош.
– Ну, это мы ещё посмотрим! – проговорила камеристка Счастья. – А пока что я поставлю их у дверей. Авось кто-нибудь их наденет по ошибке вместо своих и станет счастливым.
Вот какой между ними произошёл разговор.
II. Что произошло с советником юстиции
Было уже поздно. Советник юстиции Кнап собирался домой, всё ещё размышляя о временах короля Ганса. И надо же было так случиться, чтобы вместо своих калош он надел калоши счастья. Как только он вышел в них на улицу, волшебная сила калош немедленно перенесла его во времена короля Ганса, и ноги его тотчас же утонули в непролазной грязи, потому что при короле Гансе улиц не мостили.
– Ну и грязища! Просто ужас что такое! – пробормотал советник. – И к тому же ни один фонарь не горит.
Луна ещё не взошла, стоял густой туман, и всё вокруг тонуло во мраке. На углу перед изображением мадонны висела лампада, но она чуть теплилась, так что советник заметил картину, лишь поравнявшись с нею, и только тогда разглядел Божью Матерь с младенцем на руках.
«Здесь, наверно, была мастерская художника, – решил он, – а вывеску позабыли убрать».
Тут мимо него прошло несколько человек в средневековых костюмах. «Чего это они так вырядились? – подумал советник. – Должно быть, с маскарада идут».
Но внезапно послышался барабанный бой и свист дудок, замелькали факелы, и взорам советника представилось удивительное зрелище! Навстречу ему по улице двигалась странная процессия: впереди шли барабанщики, искусно выбивая дробь палочками, а за ними шагали стражники с луками и арбалетами[2]. По-видимому, то была свита, сопровождавшая какое-то важное духовное лицо. Изумлённый советник спросил, что это за шествие и кто этот сановник.
– Епископ Зеландский! – послышалось в ответ.
– Господи помилуй! Что ещё такое приключилось с епископом? – вздохнул советник Кнап, грустно покачивая головой. – Нет, вряд ли это епископ.
Размышляя обо всех этих чудесах и не глядя по сторонам, советник медленно шёл по Восточной улице, пока наконец не добрался до площади Высокого моста. Однако моста, ведущего к Дворцовой площади, на месте не оказалось, – бедный советник едва разглядел в кромешной тьме какую-то речонку и в конце концов заметил лодку, в которой сидело двое парней.